Существует глубокая внутренняя связь между душевной установкой человека и его научной формой выражения... Прометеевскому человеку свойственно систематическое, русскому - открытое философствование. Первый, в своём недоверии, воспринимает отказ от системы как опасность, как дефицит основательности; второй, в своём изначальном доверии, - как освобождение от оков. Европеец, обращённый к внешней стороне вещей, охватывает всю периферию внешнего бытия... Русский же - против законченных систем, созданных в классической западной философии. Он считает самонадеянной попытку индивидуума вместить в свою систему всю полноту мира... Смирение, а не недостаток сообразительности мешает ему стать систематиком. Системы разрывают тонкое кружево истины. Таким ему видится положение вещей. Он предпочитает скромную форму созерцания, памятуя о том, что мысль способна только отражать существующее, но не превосходить его. Его духовное творчество всегда фрагментарно. Он не может собраться с мыслями в одном главном своём труде. Русский мыслитель проявляет себя в эссе, в случайных очерках или в чистой поэзии, при этом касаясь временами, словно в полёте, истины, целостной истины. Так издревле мыслит Восток: притчами, изречениями, афоризмами. Он смотрит на мир любящим взором художника, изображающего новую картину всякий раз, когда она его возбуждает, когда его переполняет любовь к вещам.
В человеке, отдающемся миру, любовь - скрытый источник познания. Он не горит тщеславием подчинить себе и исчерпать до дна материю, - как европеец (который порою исчерпывает не предмет, а терпение своего читателя). Мыслитель, охваченный космическим чувством, всегда начинает с периферии вещного мира, которая состоит из бесчисленного множества точек, и всегда устремляется оттуда к центру, который един для всех внешних точек. Он всегда у цели и в то же время никогда не достигает её. Он переживает сущность мира в виде спорадического мышления, а не посредством жестокого суммирования логических умозаключений. Настоящие книги Востока, собственно, не имеют конца, а просто обрываются. Поэтому они обычно по объёму уступают европейским. Евангелия в узком пространстве и в мастерской форме выражают новое мироощущение, при этом противореча друг другу и повторяясь, как сама жизнь...
Стремление к целостности избегает строгих форм, поскольку формы - это границы, а целое - безгранично.
В человеке, отдающемся миру, любовь - скрытый источник познания. Он не горит тщеславием подчинить себе и исчерпать до дна материю, - как европеец (который порою исчерпывает не предмет, а терпение своего читателя). Мыслитель, охваченный космическим чувством, всегда начинает с периферии вещного мира, которая состоит из бесчисленного множества точек, и всегда устремляется оттуда к центру, который един для всех внешних точек. Он всегда у цели и в то же время никогда не достигает её. Он переживает сущность мира в виде спорадического мышления, а не посредством жестокого суммирования логических умозаключений. Настоящие книги Востока, собственно, не имеют конца, а просто обрываются. Поэтому они обычно по объёму уступают европейским. Евангелия в узком пространстве и в мастерской форме выражают новое мироощущение, при этом противореча друг другу и повторяясь, как сама жизнь...
Стремление к целостности избегает строгих форм, поскольку формы - это границы, а целое - безгранично.
Вальтер Шубарт
